Сегодня исполняется 70 лет со дня начала Нюрнбергского международного суда над нацистскими преступниками, развязавшими Вторую мировую войну, уничтожившими многие миллионы людей. Преступление против человечества было наказано. И об этом надо помнить, и ничего не должно быть забыто. И наш народ помнит все. Очередной раз я в этом убедился во время беседы с одной из работниц «Белшины», которая попросила сохранить инкогнито.
Прежде, чем Катерина увидела бегущую со всех ног мать, она услышала ее гневный голос и заметила поднятый над головой кулак, как угрозу неминуемого наказания.
– Вот я тебе дам! Я покажу тебе немцев и предателей!
И, не слушая сбивчивые объяснения девчушки, схватив ее за руку, поволокла в соседский дом.
Прямо с порога, поздоровавшись, обернулась к дочери и приказала:
– Проси прощения за то, что наговорила на людей.
А дочь, насупившись и опустив глаза, молчала, молчала, а затем подскочила к вихрастому мальчику – своему сверстнику, и стала его тузить.
– Стой, стой, Петровна, успокойся, – остановил женщину властный голос старика за столом. – Не виновата твоя дочь, разве не видишь… Не могла она так сказать.
…А дело было вот в чем. Заигравшись в войну, дети поссорились и стали, как это часто бывает, обзываться. И прозвучало обидное слово «предатель». Один из детей дома, рассказывая об игре, что-то опустил, а что-то приукрасил, и получилось, что предателем обозвали отца вихрастого мальчика. А затем у колодца хозяйки, судача о соседях, преподнесли эту детскую ссору, как «вот, мол, уже и дети говорят, что Николаевич при немцах был предателем… ».
– Не виновата девочка, если так защищается. Значит, мой внук выдумывает или бабы напраслину возводят, – продолжил старик. – Присядь лучше, Петровна, расскажи, как живешь, а то что-то давно не виделись…
И взрослые повели степенный разговор, стали вспоминать войну и то, как помогали партизанам. Как погиб от гитлеровских побоев за связь с партизанами отец Татьяны Петровны. Как она сама передавала народным мстителям сведения и продукты. Как сутки жители деревни просидели в запертом и обложенном соломой хлеву, ожидая повторения судьбы Хатыни, но что-то остановило тогда карателей, люди остались живы, хотя саму деревню спалили.
Так почему же слово «предатель» так задело родню деда Федоса, и такое значение ему придали люди?
Во время оккупации сын деда Федоса, сверстник Татьяны, однажды по глупости примерил, мол, вот какой бы я был, форму немецкого солдата из отряда, занесенного на какое-то время ветром войны в деревню. В этой форме его и увидела местная молодежь… Только примерил и больше ничего, но в сознании людей отложилось: раз одел мышиный мундир, значит в душе готов служить оккупантам…
Прошли годы, десятилетия, а этот факт людьми не забылся. И когда об этом случае мне рассказала шинница, я вспомнил, как в своем детстве мы, сопливые подростки, одного из таких же, как сами, недоросля, обзывали предателем за то, что его отец служил в полиции в годы немецкой оккупации, и не хотели с ним дружить.
– А было тому полицаю от силы лет 16, – вспоминали взрослые. – Винтовка была выше его. Но служил ведь…
А еще помню, как враждовал с однолеткой, мальчиком, живущим через улицу. Я вычеркнул его из своего окружения за то, что его бабушка «настучала» немцам на моего отца, будто бы он с приходом «новой власти» ушел в партизаны.
Бабушку вызывали в гестапо, допрашивали. Узнав, что сын ушел на фронт, отпустили, мол, фронт для мужчины дело законное, а партизаны – бандиты. Еще несколько раз днем и ночью приезжали к моей бабушке с проверками, чтобы поймать сына-партизана. И лишь ничего не добившись, оставили ее в покое.
Вернувшись с войны, об этом узнал отец. А когда я подрос, то иногда и нехотя рассказывая мне о войне, он как-то упомянул и об этом случае. И с тех пор между мной, этими соседями и их сыном пролегли окопы недетской войны.
Минули многие лета и зимы, а эти случаи не ушли из памяти. Предательство никогда и никому не прощается. И по-прежнему пеплом Клааса стучит в сердца людей память отцов и матерей, дедушек и бабушек, познавших окопную правду, хлебнувших фронтовой крови и пота, смотревших в глаза смерти в немецком рабстве, ждавших сожжения в заколоченных сараях, веривших в Великую Победу, доживших до нее и воспитавших детей патриотами своей земли.
Валерий ЗИНОВСКИЙ.